Камеры переполнены, медобслуживание ужасное, свидания продают
Поделиться
За решеткой в России сейчас находится почти 40 тысяч представительниц прекрасного пола. И на фоне того, что общее тюремное население в стране сокращается, число женщин, взятых под стражу, растет. Причем, отнюдь не за счет тех, кто совершил насильственные преступления. Бухгалтера, кассиры, уборщицы, директора учебных заведений, юристы… – они подозреваются в мошенничестве, растрате, злоупотреблении и т.д.. Больше половины из них имеют малолетних детей, и точно бы никуда не сбежали. Но судебный конвейер работает без устали: женщин продолжают сажать до суда.
Фото: Лилия Шарловская
Один день из жизни арестанток единственного в Москве женского СИЗО — в материале обозревателя «МК», члена ОНК Москвы.
— Нас швыряет из стороны в сторону в автозаке на пути из СИЗО в суд и обратно, — рассказывает в камере женского изолятора № 6 экс-зам министра просвещения Марина Ракова. — Ремней безопасности в этом полностью металлическом салоне нет.
Женщины бьются головой и всем телом о железные углы. И так все 5-6 часов дороги. На моих глазах одна женщина получила серьезную травму ключицы. Были и такие, кто терял сознание.
Ракова не первая арестантка, которая рассказывает про адскую дорогу в «воронке» из СИЗО в суд. А ведь это только одна из женских бед. И их, увы, становится все больше.
В московских СИЗО сняли коронавирусные ограничения, и правозащитники, наконец, смогли обойти с проверкой камеры. И первое место, куда мы отправились — женское СИЗО №6. Сразу оговорюсь, что это лучший женский изолятор в стране — по крайней мере, так считают женщины, которые были в других городах. И если у этого СИЗО есть не просто проблемы, а настоящие беды, то можете себе представить, что творится во всех остальных.
Увы, за пандемию заключенных стало еще больше. Ситуацию не спасала даже порочная практика этапировать в другие регионы до вступления приговора в законную силу. Расскажу подробнее про эту «вынужденную» (так ее называют во ФСИН) меру. Представьте себе женщину с артритом, небогатую, у которой дома двое маленьких детей. Суд вынес ей приговор, с которым она не согласна. Женщина подала апелляцию, надеется на пересмотр. И тут раздается: «С вещами на выход!».
Этап. Женщину, для которой каждое движение — боль, везут в автозаках и столыпинских вагонах в неизвестном направлении через множество транзитных пунктов. Все это время она без связи с семьей, не знает, что с детьми, не видит адвоката (никто ему не оплатит командировочные, да он и не знает, куда ехать) … Пытка? Да. И для женщины, и для ее семьи. В итоге через несколько месяцев заключенную все равно вернули в Москву на апелляционный суд. Так зачем нужно было «пытать этапом»? Таких историй за последний год мы знаем даже не десятки, а сотни.
— Если бы мы не вывозили заключенных, то им бы не хватило места даже на полу,
— вздыхает сотрудница изолятора. — У нас и так перелимит… СИЗО рассчитано на 892 человека, а по факту содержится больше.
В день нашего визита «лишних» было около 50 заключенных, и это еще немного. Возможно, как раз накануне отправили этапом в неизвестность очередных «апелляционщиц» (у кого приговор не вступил в законную силу).
Дорога, дорога… Это самое мучительное в жизни любого арестанта. Путь из СИЗО в суд — это испытание абсолютно для всех, но больше всего для женщин.
— В автозаках не всегда бывает разделение на курящих и некурящих, — рассказывает одна из арестанток. — Те, кто не курит, задыхаются от табачного дыма. Вентиляция не работает. Биотуалетов нет. Мы едем до суда не менее 3 часов в одну сторону (обычно 5-6), потому, что развозят нас всех одной машиной. В последний раз лично меня везли в Кунцевский суд через Тверской, Черемушкинский, Зюзинский, Гагаринский, Дорогомиловский и Нагатинский. И это, можно, сказать, мне еще повезло.
— Когда при мне одна девушка травмировала ключицу, — добавляет Марина Ракова, — я попыталась ей помощь (как бывшая спортсменка она немного разбирается, что делать в таких случаях — прим. авт.). Но сколько женщин вот так получают синяки и ссадины, и их никто не фиксирует. А как можно полноценно защищать свои права в суде, если ты измотан ужасной дорогой? Для многих женщин в процессе такого конвоирования главное — хотя бы выжить.
Не так давно, говорят, кто-то из чиновников озадачился состоянием автозаков и пообещал, что появятся новые и современные. Правда, когда это случится, никто не знает. Да и каким бы удобным и безопасным не был «воронок», люди не должны проводить в нем столько часов.
— Нас со всех судов свозят в Мосгорсуд, а уже оттуда вместе возвращают в СИЗО, — рассказывает девушка. – В итоге мы приезжаем около полуночи. Пока нас разведут по камерам, пройдет еще пару часов. А в 5 утра уже вставать – готовиться к выезду на очередное заседание суда. Вот скажите, это разве не пытка?
А еще женщины жалуются на конвойные помещения, где невозможно нормально дышать, где тусклое освещение. Страдают они и на самом суде, сидя в «аквариумах». ЕСПЧ еще в 2012 году признал незаконным и унижающим достоинство человека содержание в клетке или другой иной конструкции, в том числе в стеклянном «аквариуме», но ничего с тех пор не изменилось.
— Когда я знакомлюсь с аудиозаписями судебных заседаний, то мне приносят ноутбук и ставят его на стол за пределами “аквариума”, в котором нахожусь, — рассказывает одна из заключенных. — Я вынуждена стоять на коленях, чтобы слышать то, что вещает техника. На мои ходатайства – разрешить участвовать в судебных заседаниях при ознакомлении с аудиозаписями вне металлической конструкции, суд отвечает неизменным отказом…
В коридоре члены ОНК встречают двух заключенных. Одна тащит на спине другую.
— Что случилось? – спрашиваем мы.
— У нее ноги не ходят, — отвечает та, что несет свою живую ношу в камеру.
64-летняя Ирина Николаевна, обвиняемая по «народной» наркотической статье (228 УК РФ), недавно прибыла из «Лефортово», где у нее случился инсульт.
Рассказывает, что семь дней была высокая температура, тюремные врачи думали, что это вирус. А потом неожиданно правая сторона тела онемела. Сейчас пьет таблетки, которые невролог выписал. Но результата от такого лечения никакого. В гражданскую больницу ее не вывозят – это же целое дело (нужно столько согласований). В общем, так ее и носят на своих спинах сокамерницы и в туалет, и в душ, и в медчасть.
— Мне бы хотелось хоть немного подлечиться, чтобы в колонию не приехать совсем уж инвалидом, — вздыхает Ирина Николаевна. – И вот, кстати, про инвалидность. Как ее получить? Даже конвоиры говорят, что мне необходимо ее сделать, иначе они не смогут мои сумки нести на этап (по инструкции только конвоиры инвалидам помогают – прим. авт.). А в СИЗО, оказывается, комиссия по установлению инвалидности раз в год приезжает, летом. Как же быть?
43-летняя Ольга Викторовна получила пять лет за хранение наркотиков. У нее опухоль в матке и на почке. Но ни на МРТ, ни биопсию ее не вывозят. Гражданские больницы отказываются ее принимать, ссылаясь на то, что она из ДНР, московской регистрации не имеет. Время идет, опухоль растет.
Вообще чуть ли не в каждой большой камере заключенные просят, чтобы им сделали МРТ (и на то есть серьезные основания). В единственной тюремной больнице на базе «Матросской тишины» его нет, а вывоз в гражданские весьма сложен (нуден конвой, многочисленные согласования). Об этой проблеме я говорила даже президенту. И вот что произошло. На встрече Уполномоченного по правам человека в Москве Татьяны Потяевой с членами Общественного совета выяснилось: мэр Сергей Собянин готов был выделить деньги и все необходимое, но ему доложили (неужели кто-то из УФСИН?!), что всего в год заключенных вывозят на МРТ… раз 8. И, дескать, стоит ли ради этих нескольких раз покупать дорогостоящий аппарат? Сказать, что я была в шоке, — ничего не сказать. Помочь с аппаратом нас просили медики больницы «Матросской тишины», начальники СИЗО, которые туда отправляют больных заключённых, и даже сами представители УФСИН. Так кто же в итоге подал, по сути, ложные сведения? Вообще я не исключаю, что в какой-то год (из последних, пандемийных) заключенных действительно возили на МРТ всего несколько раз. Но именно потому, что возможности нет – не было даже конвоя, который мог бы это сделать.
— С лекарствами становится все хуже и хуже, — заметила одна из женщин в СИЗО.
– От печени вообще ничего не дают даже тем, у кого ВИЧ. Марина Ракова за время пребывания в СИЗО похудела так, что ее невозможно узнать. Но сама она переживает не за вес, а за зрение. Говорит, что теряет его. При поступлении в СИЗО у нее было 100-процентное зрение, сейчас уже в очках «минус 1,5» плохо видит. Впрочем, про падение зрения говорят абсолютно в любой камере.
В СИЗО своего рода «эпидемия слепоты». Дело в плохом освещении, в скудном питании и в стрессе.
— Нужно перестроить прогулочные дворики, чтобы у заключенных была возможность смотреть вдаль, — говорит Ракова.
Многие из ее предложений (в том числе о возможности из СИЗО сдавать анализы в платные лаборатории, о консультациях с гражданскими врачами по скайпу и т.д) разумны, их поддерживают, но вот как их реализовывать? В свое время в «Матросской тишине» был эксперимент по телемедицине, но потом все заглохло.
Медицина в СИЗО сделала шаг назад. — Помогите нам, — взывают женщины в очередной камере. – Нас заставляют принудительно делать прививки от ковида! Причем, даже тех, кто уже сделал на воле. Разве это законно?
— Нет, конечно. Это ваше право, но не обязанность, — поясняем мы.
— Но медики говорят, что тем, кто отказался, не дадут никаких лекарств, что не будут их лечить от разных болезней…
— У меня ВИЧ, мой врач-инфекционист на воле говорил, что мне не желательно вакцинироваться, а тут заставляют, — жалуется еще одна.
Женщины так взволнованы, так хотят справедливости, что называют свои фамилии, не боясь возможных репрессий. Как потом мы выяснили, отдельные медики действительно решили, что должны сдать некий план по вакцинации (якобы требует ФСИН). Руководство СИЗО № 6 нам пообещало впредь принуждения не допускать.
Из самого позитивного — в изоляторе стали делать маммографию. Любая женщина может попросить обследовать молочную железу. Однако снова возникает вопрос: а что делать с теми, у кого обнаружат опухоль?
Кубанская активистка и оппозиционерка Дарья Полюдова, получившая шесть лет по делу об оправдании терроризма и публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, — особая арестантка СИЗО № 6. Девушка она, прямо скажем, с особенностями. Выглядит странновато. И в СИЗО Дарью, судя по всему, решили перевоспитать. Поместили к ней в камеру женщину, которая проводила с ней политинформацию.
— И она с утра до вечера требовала, чтобы я смотрела телепрограмму «Бесогон», — рассказывает Дарья. – Думаю, она устраивала провокации, наговаривала сотрудникам про меня. В итоге у меня изъяли тетрадь с записями. Трижды сотрудники спрашивали, не хочу ли я в мечеть. А я ведь атеистка.
Дарья сообщила, что ее заставляли пройти полиграф для снятия ее с профучета как склонной к побегу. Вообще с этими профучетами настоящая беда. Ставят на них автоматически, если человек подозревается в террористических, экстремистских и прочих преступениях. И вот теперь ФСИН почему-то стал требовать от начальников СИЗО, чтобы снимали с учета только после прохождения полиграфа. При том, что никакими нормами это не закреплено. Более того, закон не признает данные полиграфа.
— Знаете, тут сотрудница библиотеки странная… — говорят в очередной камере. – Она почему-то считает, что сама должна подбирать книжки в зависимости от психотипа и с учетом нынешней политической ситуации. Мне отказалась дать ту книгу, которую я хочу. Сказала, чтобы я читала именно то, что она посоветует. Это законно?
— Конечно, нет. Если книга не запрещена законом (не входит в список террористической или экстремистской литературы), вы имеете право ее читать, — поясняем мы.
Вообще тюрьму не случайно считают лицом общества. Попытки перевоспитать, цензурировать мы сегодня видим на свободе едва ли не в каждой семье. А еще в СИЗО, так же как в семьях, уже начинают обращать внимание на ухудшение питания. Пока в женском изоляторе жалуются только на то, что на ужин подается только селедка (в разном виде – вареное, соленая, жареная), и никакой другой рыбы нет.
А еще вокруг родственников заключенных активизировались мошенники. Электронная очередь на передачу заполнена на месяц времен. Но за 2-3 тысячи вы на определенных сайтах можете приобрести «местечко».
Сложнее стало попасть в СИЗО адвокатам. — Я жду своего защитника, чтобы решить – подавать ли апелляцию, — говорит 22- летняя студентка Анастасия, получившая 2 года за то, чтобы бросила в строну правоохранителей бутылку с зажигательной семью. — Увы, адвокат смог записаться только на 22 апреля. К этому времени срок подачи апелляционной жалобы истечет.
Не попасть по электронной очереди и на свидание с родственниками. Сбившая насмерть двоих маленьких детей на пешеходном переходе в Солнцево Валерия Башкирова отправилась на этап в колонию, как говорят, так и не повидавшись с близкими.
Чуть ли не в каждой камере женщины с горечью говорили, что волнуются за детей, особенно сейчас, когда эмоции у всех накалены до предела. Большинству из них следователь не дает разрешение на звонки и свидания. О том, что происходит на воле, они узнают только из писем. Если корреспонденции нет несколько недель, то впору сойти с ума. Вообще кто эти женщины и почему их нельзя было оставить до приговора дома? Вот письмо, которое я получила:
«После вашего визита в СИЗО-6 решила рассказать личную историю многодетной матери, как один из примеров других женщин, содержащихся в камере № 107, обвиняемых впервые в совершении экономических преступлений и имеющих несовершеннолетних детей, — так начинается письмо Юлии Ш.- Я имею два высших образования, была юристом, официально работала и представляла интересы граждан во многих судах Москвы. У меня трое несовершеннолетних детей, они ученики столичных школ. Мы живем и прописаны в Москве. Мой муж и мои родители – инвалиды, так что я единственная кормилица».
Все это Юлия рассказывает для того, чтобы подчеркнуть: опасности для общества она не представляла.
«Когда возбудили уголовное дело в отношении моих клиентов, я была привлечена вместе с ними по статье 179 ч.2 УК РФ «принуждение к сделке». Суд поддержал ходатайство следствия об избрании в отношении меня исключительной меры пресечения в виде заключения под стражу. В СИЗО я провела больше 13 месяцев (с февраля 2018-го по март 2019-го), за это время написала 600 жалоб. В итоге Мосгорсуд отменил постановление о продлении меры пресечения, меня выпустили в зале суда. Уголовное дело вернули на новое расследование, но никаких следственных действий в течение следующих трех лет никто не проводил. Я спокойно работала в медицинской клинике юристом. Дети учились в школе. Два-три раза в месяц с разрешения следователя посещала своих родителей-инвалидов в Самаре (они живут на пенсию, с трудом передвигаются). В январе 2021 года дело было передано в Кунцевский районный суд. Заседания постоянно переносились по разным причинам. А летом прокурор вынес ходатайство об изменении меры пресечения (формально — в связи с моими выездами в Самару к родителям, которые, напомню, были разрешены). И судья Ирина Химичева его удовлетворила. С тех пор я опять в СИЗО. Наше «гуманное» правосудие не смущает, что трое детей и немощные родители остались без всякой помощи…»
Даже если не вдаваться в детали уголовного дела Юлии, разве не очевидно, что многодетная мать могла остаться на свободе до приговора? Прокурор и судья наказали сейчас не столько ее, сколько троих детей. А ведь закон стоит на страже интересов несовершеннолетних – он даже дает право на отсрочку исполнения приговора матери до наступления детям 14 лет.
По итогам нашей инспекции напрашивается очень грустный вывод. Можно сколько угодно говорить и про перелимит в камерах, и про произвол следователей, и про проблемы с медицинским обслуживанием – пока вся карательная система не начнет видеть в людях преступников до приговора суда, ситуация в наших СИЗО не изменится. Усилия правозащитников и отдельных сотрудников ФСИН – сизифов труд, который перечеркивается бездумными и зачастую незаконными решениями силовиков. Конечно, капля камень точит. Но этот камень слишом огромен и тяжел.
