«Не с кем поговорить, хожу к психологу» Поделиться
Правозащитники просят включить глухоту в новый перечень заболеваний, препятствующих нахождению под стражей. Ни одно российское СИЗО не приспособлено для глухонемых людей, а в штате ФСИН никогда не было сурдопереводчика.
Фото: Global Look Press
Глухие люди в СИЗО явление, слава богу, не частое. И связано это с тем, что такие инвалиды довольно законопослушные. Но, как говорится, от тюрьмы да от сумы не зарекайся. В свое время как член ОНК Москвы я находила в камерах таких арестантов, и им приходилось там хуже других. Глухие оказываются в СИЗО в тотальной изоляции, потому что не могут ни с кем поговорить (а это важно в условиях стресса). К тому же они полностью дезориентированы: ведь не слышат команд «подъем» и «отбой», требований построиться, объявлений о прогулке и т.д. Единственное их спасение — это книги, потому что даже если в камере есть телевизор, то он показывает новости без сурдоперевода. При этом почти у всех слабослышащих в СИЗО резко ухудшалось самочувствие, они теряли зрение. На все это обратили внимание правозащитники в свете разработки нового проекта заболеваний, препятствующих содержанию под стражей.
Но кто лучше расскажет про жизнь в СИЗО человека, лишенного слуха, кроме него самого?
Нашу собеседницу арестовали в середине февраля 2024 года. За решеткой она оказалась впервые и до сих пор не может прийти в себя. Мы передали ей вопросы об условиях ее содержания через адвоката. Женщина письменно на них ответила.
— В возрасте 1,5 года. Это было последствие приема антибиотиков, которые мне прописали от менингита. Конечно, я не помню, как это было. Родители рассказали. Во время болезни произошла потеря слуха на оба уха (по данным аудиограммы — на 95%). С тех пор каждые два-три года обследуюсь — факт остается фактом.
— Слуховой аппарат не помогает абсолютно, хотя мои родители с детства пытались приучить меня к нему. В советское время они получили очень мощный и дорогой (500 рублей) аппарат датского происхождения. Пытались научить меня с помощью него улавливать слова. К сожалению, многолетние попытки остались безуспешными. Я носила аппарат, чтоб не расстраивать родителей, и постоянно его выключала.
Сотрудники ФСИН недавно предлагали мне аппарат, но я отказалась. Он бесполезен для меня.
— Без слуха привыкла с детства, научилась немного читать по губам, но только у тех, у кого хорошая артикуляция, — имею в виду собеседников. У мужчин усы и бороды — помеха для меня в чтении с губ.
В основном в работе использую переводчик русского жестового языка, то есть он со мной в течение рабочего дня. А вне работы общаюсь в письменном виде. С годами навыки приобретаешь. Тут очень важна грамотность в русском языке.
— По поводу обыска: да, приходил переводчик РЖЯ (русский жестовый язык) вместе с сотрудниками. На суде, к сожалению, переводчик РЖЯ был не очень квалифицированный — он не смог осуществить правильность обратного перевода: то есть с моего русского жестового языка на словесный. Увы, ошибок много наделал — судя по реакции моих слышащих и слабослышащих друзей, которые присутствовали на суде. Я, к сожалению, не могу проверить правильность…
— Мне кажется, лучше будет у него спросить. Я сама в шоке. Каждый раз на суде надеялась на милосердие со стороны судьи. К сожалению, не увидела этого у него. Какой мир жестокий! Увы…
— Многие конвоиры не были в курсе о моей глухоте, но я заранее на бумажке написала: «Я глухая, я — фамилия, имя». Таким образом, уведомила. Конвоиры практически все отнеслись с пониманием, но были шокированы, что их не предупредили заранее об особенностях заключенной.
При поступлении моем в СИЗО тоже сотрудников не проинформировали. В мое дело из здания суда не вложили справку о моей инвалидности.
Сотрудники разные, есть агрессивные. Но, узнав о моем недуге, даже они обычно ведут себя вежливо. Руководство изолятора (я уже на приеме несколько раз была) относится с пониманием к моей инвалидности, но говорит, что в СИЗО нет нужных мне социальных и специальных условий. Я изучила внимательно правила внутреннего распорядка. Там мало написано про инвалидов первой и второй групп. И, к сожалению, ни одного слова про глухих.
— В письменном виде. В СИЗО через руководство добилась разрешения на ношение с собой блокнота и ручки. Чтоб спросить у меня что-то, сотрудники и заключенные пишут на бумаге.
В камере 34 человека. Я сплю на нижнем ярусе (положено по возрасту). Все сокамерницы жалеют меня. Но отсутствие у меня слуха доставляет им дополнительные проблемы. Например, когда объявляют проверку, прогулку, обед, завтрак, иногда все забывают мне напомнить.
У нас один чайник — приходится занимать очередь, спрашивать, кто последний. В камере одна душевая и три туалета. Тоже очереди. И я не слышу, кто там за занавеской… Это бытовые проблемы.
В камере меня освободили от уборки из-за слуха.
— Самая большая сложность для меня — отсутствие общения. Глухой человек в изолированном мире без общения — настоящая беда. В камере все женщины между собой дружат, делятся ценной информацией, которая очень нужна в такой ситуации. А мне не с кем поговорить… Постоянно испытываю из-за этого психологический стресс, плохо сплю. К психологу хожу только два раза в месяц, потому что у него большая загруженность. Да и всего ведь психологу не напишешь (общается письменно).
У меня стало падать зрение — ношу очки -2,5 — из-за напряжения. Чтобы увидеть лицо собеседников, мимику, читать с губ… Очень от этого и морально устаю.
Есть еще сложности: в СИЗО разрешили четыре раза в месяц телефонные звонки по 15 минут. А как быть мне? Видеозвонок? У них нет технической возможности.
— После двух месяцев без общения на русском жестовом языке состоялось свидание с глухим мужем. К тому времени я уже почувствовала, что начала забывать РЖЯ. Свидание было через стекло.
— Мое хобби — чтение книг, детективов. Изучаю УПК. Делаю йогу каждый день — чуть облегчает стресс, но не заменяет живого общения. Очень спасают переписки с глухими друзьями, но почта ходит долго — 8–10 дней и больше. Цензура.
